Биография пастернака

Главный текст Пастернака

После Великой Отечественной войны в биографии Б. Пастернака появляется то, что впоследствии определило его мировую известность. Он начинает работу над романом «Доктор Живаго», писавшимся с 1945 по 1955 гг. В центре сюжета этой книги судьба врача-интеллигента Юрия Андреевича Живаго, восторженно принявшего революцию, участвовавшего в Первой мировой и Гражданской войнах и прошедшего через лабиринты любви, страсти и поэзии.

Через события жизни главного героя Пастернак знакомит читателя с историей целой страны. Немалую часть романа занимают размышления об искусстве, жизни и смерти, судьбе и предопределении, а также искусные стихи доктора Живаго.

Юность

Следующим пунктом в планах молодого человека стала Московская консерватория. Ему удалось поступить на выбранный им факультет подготовки композиторов с первого раза. Несмотря на то что все складывалось как нельзя лучше Бориса не устраивало текущее положение дел, и посоветовавшись с профессором он сменил факультет на филологический. Пастернак был человеком одаренным во всем за что брался, поэтому у него не возникало никаких затруднений в достижении филологических высот. В этот период он активно сочиняет стихи и практикуется в написании небольших рассказов. Незадолго до окончания учебы Пастернак вместе со своей семьей посетил Венецию. Этот прекрасный город вдохновил его на написание поэзии и на признание в любви Иде Высоцкой. Если со стихами все сложилось удачно, то в делах любовных молодой человек потерпел сокрушительное фиаско. В 1912 году окончив обучение в университете Пастернак даже не забрал свой диплом считая это лишней тратой времени.

Доходный дом Первого российского страхового общества: работа над ленинианой

Улица Кузнецкий Мост, дом 21/5

В этом здании некоторое время располагался Народный комиссариат иностранных дел. В 1924–1925 годах Борис Пастернак составлял здесь библиографию иностранных откликов на смерть Владимира Ленина. Эту неожиданную работу ему, отчаянно нуждавшемуся в то время в стабильном заработке, нашел друг литературовед Яков Черняк. В числе материалов, с которыми работал Пастернак, — 108 аннотаций некрологов, написанных на французском языке

Особое внимание он уделял текстам, созданным некоммунистическими авторами и русскими эмигрантами

Сохранился рассказ об этой работе от первого лица. В письме сестре Жозефине Пастернак признавался: «…Мне приходится читать целыми комплектами лучшие из журналов, выходящие на трех языках. Ты даже не представляешь себе, как их много. Там подчас попадаются любопытные вещи. Я врежу себе, на них задерживаясь, так как я подряжен сдельно и вырабатываю пропорционально количеству и скорости требуемых от меня находок».

Кстати, отец Пастернака Леонид Осипович считается одним из основателей ленинианы — так в СССР называлась совокупность литературных и художественных произведений, посвященных фигуре вождя мирового пролетариата. Считается, что Леонид Пастернак первым из художников запечатлел Ленина, сделав зарисовку на одном из съездов.

Дружба с московскими литераторами

Вскоре Пастернак окончательно отказывается от занятий философией и погружается в московскую литературную среду

К этому важному этапу биографии писателя относятся его юношеские тексты, написанные зачастую под влиянием популярных в то время направлений искусства. Ранние литературные пробы Пастернака во многом обусловлены в первую очередь знакомством с футуристами

Он входил в группу «Лирика», затем участвовал в футуристской «Центрифуге»

Большое внимание на него оказало знакомство с Владимиром Маяковским. В 1913 году выходит первый сборник поэта — «Близнец в тучах»

Однако далеко не все, что было характерно для футуристов, нравилось Пастернаку. Ему была чужда скандальность, с которой футуристам свойственно было присутствовать в публичной сфере, он не любил эпатажа.

Пастернак видел в футуризме совсем другое: он извлекал из него те вещи, о которых вспоминают не все, думая о футуризме. Во-первых, он симпатизировал футуристской идее о слиянии разных типов искусств. Как уже было сказано, в силу некоторых причин биография Бориса Пастернака полна тесными знакомствами и с живописью, и с музыкой, и с философией. Это оказало сильнейшее влияние на формирование его взглядов, и в последующем его творчестве, хоть и ограниченном областью литературы, разные искусства все же сплетаются.

Во-вторых, Пастернаку было интересно, как футуристы обращаются со словом. В этом вопросе он был таким же новатором, как они.

Доходный дом Лазаревых: тайна встречи с Эренбургом

Нащокинский переулок, дом 6

Летом 1917 года в квартире 16 поселился Борис Пастернак. Квартиру снимала его давняя подруга Фанни Збарская, получившая в том году место земского врача под Мытищами. Квартира пустовала, и хозяйка предложила поэту пожить там вместо нее.

Пастернак прожил здесь совсем недолго, но это время осталось вписанным в его биографию. Все дело в визите, который нанес в этой квартире поэту Илья Эренбург. Точнее, во впечатлении от него: у хозяина и гостя о нем сохранились совершенно разные воспоминания.

«Он читал мне стихи. Не знаю, что больше меня поразило: его стихи, лицо, голос или то, что он говорил. Я ушел полный звуков, с головной болью. Дверь внизу была заперта — я засиделся до двух», — писал Эренбург о том визите. Пастернак же отрицал, что читал стихи. Он говорил, что было наоборот: свои сочинения читал именно Эренбург и они Пастернаку совсем не понравились.

«Доктор Живаго»

Роман «Доктор Живаго» создавался в течение десяти лет, с 1945 по 1955 год. Являясь, по оценке самого писателя, вершиной его творчества как прозаика, роман являет собой широкое полотно жизни российской интеллигенции на фоне драматического периода от начала столетия до Гражданской войны. Роман пронизан высокой поэтикой, сопровождён стихами главного героя — Юрия Андреевича Живаго. Роман, затрагивающий сокровенные вопросы человеческой жизни — тайны жизни и смерти, вопросы истории, христианства, еврейства, был резко негативно встречен советской литературной средой, отвергнут к печати из-за неоднозначной позиции автора к октябрьскому перевороту и последующим изменениям в жизни страны. Так, например, Э. Г. Казакевич, к тому времени главный редактор журнала «Литературная Москва», прочитав роман, заявил: «Оказывается, судя по роману, Октябрьская революция — недоразумение и лучше было её не делать», К. М. Симонов, главный редактор «Нового мира», также отреагировал отказом : «Нельзя давать трибуну Пастернаку!». Публикация романа на Западе — сначала в Италии в 1957 гoду прокоммунистически настроенным издательством Фельтринелли, а потом в Великобритании, при посредничестве известного философа и дипломата сэра Исайи Берлина — привела к настоящей травле Пастернака в советской печати, исключению его из Союза писателей СССР, откровенным оскорблениям в его адрес со страниц советских газет, на собраниях трудящихся. Московская организация Союза Писателей СССР, вслед за Правлением Союза Писателей, требовали высылки Пастернака из Советского Союза и лишения его советского гражданства. Среди литераторов, требовавших высылки, были Л. И. Ошанин, А. Безыменский, Б. A. Слуцкий, С. A. Баруздин, Б. Н. Полевой и многие другие (см. стенограмму заседания Общемосковского собрания писателей в разделе «Ссылки»). Следует отметить, что отрицательное отношение к роману высказывалось и некоторыми русскими литераторами на Западе, в том числе В. В. Набоковым.

Анализ стихотворения «Нежность» Пастернака

Любовная лирика Бориса Леонидовича Пастернака многозначна и метафорична. «Нежность» посвящена его первой жене.

Стихотворение написано в 1928 году. Его автору — 38 лет, и это короткое время, когда советская власть принимает его творчество снисходительно, почти благосклонно. Он женат на художнице Евгении Лурье, в семье растет сын. Колкая на словах, сторонница совместного ведения хозяйства без каких-либо исключений, чуть ревнивая к его успеху, жена невольно создавала напряжение в их отношениях. Бытовая неустроенность делала обстановку еще нервознее. Оставалось всего несколько лет до того момента, как этот брак будет разрушен. И сделает это сам Б. Пастернак. Он ждал от нее не только само собой разумеющейся верности, но и веры — в него, в его искусство. Естественность и взаимопонимание — вот что казалось ему основой доверительных отношений. Образ первой встречи, бережно хранимый поэтом, берег этот брак. Впрочем, после разрыва они продолжали вести переписку друг с другом, и в одном из писем Е. Лурье признавалась, сколь дорога ей жизнь и судьба Б. Пастернака.

Безличные синтаксические конструкции акцентируют внимание читателя не на действии, а на состоянии, которое они вызывают: ослепляя, вечерело. «Свободе вольно», по сути, тавтология

«Чувству на свободе» — лирический герой свободен не внешне, а внутренне. Возможно, есть тут и некая горькая ирония, герой знает, что и за движениями его души идет своеобразная слежка, идет незримое противостояние двух воль: его и ее. «Страсть с тоскою» ищет себе новых жертв, вся Вселенная, по мысли поэта, в ее невидимых сетях. Бытовая зарисовка несколькими штрихами рисует город: с улиц к занавескам, вечерело в семь.

Мундштук — часть конской упряжи. Эта деталь весьма болезненна для лошади, учит ее безусловной покорности через боль. А в неопытных руках и вовсе становится пыткой. «Рвет поводья»: понукаемая властным всадником, вне себя от боли, лошадь пытается его сбросить, встает на дыбы, но избавиться не может. Олицетворения: подступала темь, страсть водит рукой. Сравнения: люди — манекены, чувство, точно лошадь. Ритм задыхающийся. «Бегство, погоня, трепет, полет» — пожалуй, квинтэссенция ощущений поэта от этих отношений.

Творчество Б. Пастернака — явление в отечественной поэзии первой половина XX века. Умение сочетать экспрессию с выверенной формой, глубину содержания и психологизм характерно и для стихотворения 1928 года «Нежность».

Первые увлечения. Любовь к музыке

Постоянное прослушивание музыки быстро развило в Борисе Леонидовиче Пастернаке горячую увлеченность этим искусством. К тому же семья имела хорошие связи среди московской интеллигенции, и родителям удалось отправить сына учиться музыке у самого Александра Николаевича Скрябина. В подростковом возрасте стало понятно, что у юного Пастернака большой талант, и мальчику стали прочить блестящую карьеру композитора. Однако не все было гладко: к сожалению, он не обладал абсолютным слухом.

Как рассказывает Борис Пастернак в биографии «Охранная грамота», законченной в 1930 году, переломным моментом в музыкальной жизни будущего писателя стал один из вечеров, проведенных со Скрябиным. Юный композитор сыграл прославленному учителю несколько своих произведений, а Скрябин затем повторил их — оказалось, что и он не обладает идеальным слухом, ведь сразу после прослушивания воспроизвел пьесы в неправильной тональности!

Пастернак решил, что теперь его судьбой будет управлять случай: он рассказал учителю о том, что не обладает абсолютным слухом, и ожидал, что Скрябин на это заявление может ответить двумя способами. Либо признается, что и у него самого есть эта проблема, и в таком случае Пастернак продолжит заниматься музыкой; либо начнет восклицать, что были в истории и хорошие композиторы без абсолютного слуха, и тогда музыкальная карьера юноши завершится. К сожалению или к счастью, Скрябин выбрал второй вариант ответа, и Пастернак понял, что композитором ему не быть.

Путь к званию лучшего советского поэта

Во второй половине 1920-х годов в биографии Пастернака происходят резкие изменения. Он, вероятно под влиянием критики, пытается писать более простые, понятные стихи, а также вводит в свое творчество размышления о судьбе страны и детали советской жизни. Это ярко видно на примере сборника «Второе рождение», опубликованного в 1932 году. Текст «К Октябрьской годовщине», написанный в 1927 году, Пастернак оканчивает фразой о советском государстве: «Мы — первая любовь земли».

Эти изменения стиля и тем творчества писателя привели ко взрыву благожелательности и восхищения со стороны его коллег, поддерживающих большевистский режим. Пастернак был членом Союза писателей, и в 1934 году Бухариным было выдвинуто предложение признать его лучшим поэтом СССР. Пастернак не был рад этой роли, так как сохранял стремление отдалиться от партийности и считаться самостоятельным творцом. К тому же, конечно, Пастернак был недоволен самоуправством Сталина и его расправой со свободомыслящей интеллигенцией.

Во второй половине 1930-х годов Пастернак почти не пишет стихов. Все свое время он отдает переводам — Шекспира, Гете, Рильке, различных грузинских поэтов и многих других авторов

Это становится еще одной важной вехой в биографии Бориса Пастернака

Дом генерала Орлова: гувернер сына Филиппа Морица

Улица Пречистенка, дом 10

Дом с богатой историей: в разное время здесь жили князь Иван Одоевский, герой Отечественной войны 1812 года генерал Михаил Орлов, художник Исаак Левитан, часто бывали Александр Пушкин и Антон Чехов.

С 1905 года и до революции 1917-го особняком владел французский фабрикант, хозяин универсального магазина на Лубянской площади, коллекционер живописи Филипп Мориц. В 1915 году сюда переехал Борис Пастернак, получив работу педагога сына хозяина Вальтера.

Поэт говорил о нем как о «славном мальчике» — ребенок не доставлял никаких хлопот. Позже он использует этот эпизод из своей молодости в «Повести», герой которой становится гувернером мальчика Гарри, сына богатого фабриканта.

Глава первая

1

В искатели благополучия Писатель в старину не метил. Его герой болел падучею, Горел и был страданьем светел.

Мне думается, не прикрашивай Мы самых безобидных мыслей, Писали б, с позволенья вашего, И мы, как Хемингуэй и Пристли.

Я тьму бумаги перепачкаю И пропасть краски перемажу, Покамест доберусь раскачкою До истинного персонажа.

Зато без всякой аллегории Он — зарево в моем заглавьи, Стрелок, как в песнях Черногории, И служит в младшем комсоставе.

2

Все было громко, неожиданно, И спор горяч, и чувства пылки, И все замолкло, все раскидано. Супруги спят. Блестят бутылки.

С ней вышел кто-то в куртке хромовой. Она смутилась: «Ты, Володя? Я только выпущу знакомого». — А дети где? — «На огороде.

Я их тащу домой, — противятся». — Кого ты это принимала? — «Делец. Приятель сослуживицы. Достал мне соды и крахмалу.

Да, подвигам твоим пред родиной Здесь все наперечет дивятся. Все говорят: звезда Володина Уже не будет затмеваться.

Особенно с губою заячьей Пристал как банный лист поганый: — Вы заживете припеваючи…» — Повесь мне полотенце в ванну.

3

Ничем душа не озадачена Его дрожащей половины. Набит нехитрой всякой всячиной, Как прежде, ум ее невинный.

Обыкновенно напомадится, Табак, цыганщина и гости. Как лямка, тяжкая нескладится, И дети бедные в коросте.

А он не вор и не пропойца, Был ранен, захватил трофеи… И он, раздевшись, жадно моется И мылит голову и шею.

4

Ах это своеволье Катино! Когда ни вспомнишь, перепалка Из-за какой-нибудь пошлятины. Уйти — детей несчастных жалко.

Детей несчастных и племянницу. Остаться — обстановка давит. Но если с ней он и расстанется, Детей в обиде не оставит.

Он надышался смертью, порохом, Борьбой, опасностями, риском И стал чужой мышиным шорохам И треснувшим горшкам и мискам.

Он не изменит жизни воина, Бесстрашью братии бродячей, Лесам, стоянке неустроенной, Боям, поступкам наудачу!

А горизонты с перспективами! А новизна народной роли! А вдаль летящее прорывами И победившее раздолье!

А час, пробивший пред неметчиной, И внятно — за морем и дома Всем человечеством замеченный Час векового перелома!

Ай время! Ай да мы! Подите-ка Считали: рохли, разгильдяи. Да это ж сон, а не политика! Вот вам и рохли! Поздравляю.

Большое море взбаламучено! И, видя, что белье закапал, Он все не попадает в брючину И, крякнув, ставит ногу на пол.

5

«Дай мне уснуть. Не разговаривай. Нельзя ли, право, понормальней». Он видит сон. Лесное зарево С горы заглядывает в спальню.

Он спит, и зубы сжаты в скрежете. Он стонет. У него диалог С какой-то придорожной нежитью Его двойник смешон и жалок.

«Вам не до нас, такому соколу. В честь вас пускают фейерверки. Хоть я все время терся около, Нас не видать, мы недомерки.

Не пью и табаку не нюхаю, Но, выпив на поминках тети, Ползу домой чуть-чуть под мухою. Прошу простить. Не подвезете?

Над рощей буквы трехаршинные Зовут к далеким идеалам. Вам что, вы со своей машиною, А пехтурою, пешедралом?

За полосатой перекладиной, Где предъявляются бумаги, Прогалина и дачка дядина. Свой огород, грибы в овраге.

Мой дядя жертва беззакония, Как все порядочные люди. В лесу их целая колония, А в чем ошибка правосудья?

У нас ни ведер, ни учебников, А плохи прачки, педагоги. С нас спрашивают, как с волшебников, А разве служащие — боги?»

— Да, боги, боги, слякоть клейкая, Да, либо боги, либо плесень. Не пользуйся своей лазейкою, Не пой мне больше старых песен.

Нытьем меня своим пресытили, Ужасное однообразье. Пройди при жизни в победители И вою ей диктуй в приказе.

Вертясь, как бес перед заутреней, Перед душою сердобольной, Ты подменял мой голос внутренний. Я больше не хочу. Довольно.

6

«Володя, ты покрыт испариной. Ты стонешь. У тебя удушье?» — Во сне мне новое подарено, И это к лучшему, Катюша.

Давай не будем больше ссориться. И вспомним, если в стенах этих Оно когда-нибудь повторится, О нашем будущем и детях. —

Из кухни вид. Оконце узкое За занавескою в оборках, И ходики, и утро русское На русских гордских задворках.

И золотая червоточина На листьях осени горбатой, И угол, бомбой развороченный, Где лазали его ребята.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Adblock
detector